Название: Куда приводят мечты
Автор: Mrs. D.
Бета: WTF 007
Размер: миди (4910 слов)
Пейринг/Персонажи: Джеймс Бонд/Северин, Рауль Сильва
Категория: джен, гет
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Все они играли в игру.
Предупреждение: АУ по отношению к большей части Скайфола, смерть персонажей, графическое описание пыток, возможное ООС персонажей
Дисклеймер: Все права принадлежат Йену Флемингу и EON Productions
читать дальшеРауль Сильва просыпается ночами и вдыхает воздух. Обычный, солоноватый из-за близости моря воздух: в Гонконге его не хватало. Сильва дрожит, обхватывает себя руками и делает дыхательную гимнастику: очень глубокий выдох, на тридцать секунд задержать дыхание, и лишь потом, когда в глазах начинают мельтешить красно-желтые точки — короткий вздох.
Сильва помнит, кто заставляет его просыпаться посреди ночи.
Ее лицо подобно лику девы Марии — по крайней мере, он вспоминает ее так же часто, и так же часто возносит именно ей свои странные молитвы.
Ле Шиффр верил в приемлемую норму прибыли, мистер Грин готов был любоваться на нефтедоллары сутки напролет, мистера Уайта забавляла политика, и все они были только марионетками, а нити вели к Сильве.
Много лет, плетя свою паутину, каждую операцию, которая могла бы заинтересовать британскую разведку, он молил ее: «Приди».
Но она была слишком осторожна, так же коварна, как и он сам, но более опытна.
Они играли в эти игры уже слишком долго, чтобы попасться.
Каждый из них оставался в своей тени.
Сильва делает глубокий вдох, задерживает дыхание, представляя, что он под водой, и уже когда в глазах мелькают желтые точки, превращаясь в огромное ярко-оранжевое пятно, выдыхает.
Он знает, что делать.
Если она никогда не позволит себе выйти из тени, значит, ему придется уничтожить саму тень.
Северин подвижна, словно ртуть, и в черных зрачках как будто постоянно отражается чья-то тень.
У нее руки похожи на птичьи лапки — такие же острые коготки и тонкие длинные пальцы: одно резкое движение и сломаешь.
Ее пальцы действительно хочется сломать, хотя бы только для того, чтобы полные губы скривились в болезненной гримасе, чтобы молчаливый рот выдохнул отчаянное «Оооо».
Ее теплый рот предназначен для того, чтобы втолкнуть в него член. Толкаться в податливое горло, так, чтобы на коже оставались следы от ее ярко-красной помады. Северин просто создана для этого.
Она умеет только брать: члены, унижения, боль.
Северин постоянно скрывает дрожь и опускает глаза, и делает вид, что никто не замечает, как ей страшно. На материке, на острове, среди воды. Она все время пытается держать лицо.
Северин — дура.
Все, кто счел долгом присмотреться к ней, знают: ей страшно всегда — в каждом слове она чувствует подвох, в каждом прикосновении ей видится насилие. Страх въелся в ее плоть, пропитал своим ядом кровь и гуляет в ее теле, как неизлечимый вирус. Наверное, в конце концов, Северин умрет от страха.
Бонд смотрит на Северин так, как никто до этого на нее не смотрел, Бонд говорит ей «я помогу», и у Северин вот-вот станет на одно умение больше — она начинает учиться верить.
Северин встречает его в казино по приказу Сильвы и ненавидит себя, когда произносит: «Я отплываю через час». Она боится, и ее страх предрешает всю игру.
Бонд сам не знает, зачем он возвратился — уж точно не поплясать на костях. Наверное.
Но он проник в квартиру М и не отказал себе в удовольствии пить виски в ее гостиной.
Но всего лишь скривил губы, когда она сказала: «Ну не здесь же вам оставаться».
Действительно, не здесь, и Бонд отправился в отель, чтобы утром под конвоем Таннера приехать в новый офис МИ6.
Тогда хотелось выть.
Он вздыхает и входит внутрь, и нейтрально кивает, как китайский болванчик, когда ему рассказывают, что он должен пройти тесты, посетить психотерапевта, попасть в десятку, вероятнее всего — умереть за Англию.
Он выбивает сорок из минимальных семидесяти, он не прерывает Таннера, который рассказывает, что происходит, хотя его собственное тело предлагает послать наглеца куда подальше. Вместо этого он посылает психолога.
Вердикт: годен. Неожиданно, но не невероятно.
Выть все еще хочется, прямо в надменное лицо Мэллори. Но он сдерживается и летит в Шанхай.
В конце концов, предательство в его жизни уже стало традицией.
Неуловимый Патрис ожидаемо исчезает. На этот раз для разнообразия становится куском мяса на асфальте. Уже навсегда. Не то чтобы Бонд огорчен. Патрис убил Ронсона, Бонд убил Патриса. Бонда убьет кто-нибудь другой: круговорот смертей в жизни.
Бонд прекрасно понимает: никто не ждал, что он поймает киллера и будет допрашивать его в резидентуре — там даже соответствующего помещения нет. Вот только никто — кроме, возможно, самой М — не смел надеяться, что он найдет ниточку и потянет за нее. Разве новый Кью с его эгоцентризмом мог предположить, что Бонд знает, кто такой Тесей?
Северин — идеальная наживка.
Она похожа на кролика в объятиях удава. У нее тонкая бледная кожа, готовая порваться от легкого укуса, она дрожит от прикосновений, даже самых легких, и каждый миг ждет удара.
Бонд целует каждый сантиметр ее тела, Бонд изучил уже ее всю: каждую пору, каждый почти незаметный шрам — но Северин все равно иногда вздрагивает. Тогда Бонд подминает ее под себя, нависает над ней и шепчет прямо в губы: «Не смей меня бояться». Он повторяет это как мантру, будто действительно верит, что все еще можно изменить. Будто на руках у соперника не флэш-рояль.
Бонд входит в нее резким толчком и, когда уже он внутри нее, повторяет еще раз: «Не смей меня бояться»
Северин выгибается навстречу и все равно боится, предчувствует, что все пойдет не так и удовольствие все равно превратится в боль.
Бонд предсказуем, он будто решил добиться этого своего «не смей», этого своего «я помогу».
Бонд просчитался.
Уже поздно, и как бы ни было стыдно, Северин уже обыскала его карманы, а там, на острове, прекрасно знают, чего ожидать.
В конце концов, Сильва сам планировал эту операцию.
Он поставил на Северин.
Бонд тоже поставил на нее.
Северин не хотела ставить на собственный страх, но у страха оказались слишком крепкие объятья.
Чем-то они напоминали холодные ладони Сильвы.
«Ты будешь Ариадной», — шепчет он и смеется.
Северин не читала этой истории, только смутно помнит — все закончилось плохо.
В казино в Макао Бонд встречает ту, что должна стать его Ариадной.
У нее глаза загнанного зверька, и Бонду неуютно — именно ее нервные пальцы сжимают нить, которая может привести его к Сильве.
Северин — это ключ. И как бы отчаянно это ни выглядело, Бонд собирается им воспользоваться.
Ему действительно жаль эту женщину.
Ему действительно нужно стать для нее чем-то более важным, чем очередное ее задание.
И именно поэтому он проникает к ней в каюту, не потревожив охрану, и ждет двадцать минут, прежде чем ступить на скользкую плитку в ее ванной.
Успех Бонда зависит от того, сможет ли он заставить эту женщину вспомнить, что когда-то она не боялась.
Жизнь Бонда зависит от того, сможет ли он сделать это сейчас.
Вода льется, пар поднимается от пола, Северин подставляет шею под жадные поцелуи.
Глаза она закрывает.
Он даже не удивляется, когда понимает, что передатчика нет, его главная ставка еще не сыграла, а промежуточный раунд должен был быть проигран.
Когда крепкие ребята бросают его, крепко связанного, на бетонный пол заброшенного здания, он утешает себя именно этим.
Сильва не минотавр, нет.
Он просто владеет лабиринтом: камеры ведь повсюду. Он может одновременно смотреть, как Бонд падает на пол здания A32, и группа B выбивает из него дух с помощью армейских ботинок и мата на трех языках, а в здании N21 Северин запирают в небольшой комнате-колодце без окон. Таких каменных мешков она боится с детства — пара часов, и все ее иллюзии и сомнения исчезнут, как пепел.
Он сам придумал эти названия зданий и целых кварталов из безликих букв и цифр. Никаких ассоциаций, никакой истории.
Сильва ухмыльнулся бы, если бы мог.
Он сидит в огромном помещении, служившим когда-то дворцом съездов местной коммунистической партии, и пьет виски из горла пузатой бутылки. Виски американский, и это тоже добавляет иронии.
Прошла неделя с того момента, как он разместил на «Youtube» первые пять имен агентов британской разведки. Сегодня он обещал выложить вторую пятерку.
Сильва делает глоток и представляет, как там, в Лондоне, постоянно обновляют интернет-страницы, как все они там в штаб-квартире замерли в ожидании.
Он выложит следующий ролик в час ночи, когда М вздохнет с затаенной надеждой и почти уверится, что все закончилось. Она ведь помнит, что Тьяго Родригес всегда выполнял свои обещания в срок.
Он тоже вздыхал так в гонконгской тюрьме, убеждая себя между допросами, что его вот-вот вытащат. Он считал часы, придумывал, что в это время делают его коллеги, чтобы его спасти, продумывал, чем он может им помочь, раскладывал, как пасьянсы, возможные сценарии своего освобождения: от переговоров до силового штурма.
Она не пожелала его вытащить — так почему теперь ей позволено думать, что он будет более благороден?
Игра только началась.
Северин водит подушечками пальцев по бетонной стене.
Она не раздирает пальцы в кровь и не ломает ногти.
Самое важное для нее сейчас — сосредоточиться на этом бетоне, на своих движениях, не отводить взгляд от стены.
Она даже задерживает дыхание, чтобы сосредоточиться только на собственных движениях. Она уже давно задерживает дыхание. Бонд был глотком свежего воздуха — там, на яхте. Ветром в лицо, возможно, — но он был движением, и она больше не чувствовала себя мошкой под слоем янтаря.
В детстве мать запирала ее в чулане — закоулок низкой мансарды, где она не могла встать в полный рост. О Гарри Поттере тогда еще и не знали. Перегородки были слишком тонкими, и она прекрасно слышала, как мать внизу принимает очередного клиента. Лет до девяти она не понимала, что происходит. В одиннадцать мать отвела ее в бордель. Кто-то же должен был зарабатывать деньги.
Чирк-чирк, чирк-чирк.
Ногти цепляются за бетон, и Северин вздрагивает.
Она закрывает глаза и пытается не помнить скрип пружин ее кровати в Гонконге. Она подрабатывала — все девочки подрабатывали — и снимала постоянно один и тот же номер в третьесортной гостинице на окраине. Там постоянно скрипел матрац и тоже были тонкие стены. Там она впервые встретила Сильву.
Северин ненавидит закрытые пространства.
Чирк-чирк, чирк...
На ладонь ложатся холодные пальцы, но Северин не оборачивается — она знает того, кто постоянно тенью находится у нее за спиной.
— Кажется, достаточно.
— Кажется, у меня нет выбора.
Сильва наклоняется к ней. Она ощущает, как он касается ее волос, слышит, как он вдыхает ее запах, и представляет, как раздуваются его ноздри. Только страх заставляет ее сдержать дрожь.
— Сколько еще ты будешь меня здесь держать? Взаперти.
— Дверь все время была открыта, — ухмыляется он.
Когда Сильва уходит, она обхватывает руками колени и закусывает губу, чтобы не разрыдаться.
Горло забивает строительная пыль. Он судорожно вдыхает ее частицы и закашливается, получая удар армейским ботинком под ребра. Потом еще один и еще. По его подсчетам это длится минут двадцать. Потом он просто теряет счет времени.
Его ни о чем не спрашивают, просто методично бьют. Все, что он чувствует, задыхаясь от боли и забившей глотку пыли — это то, что до сих пор жив. Мертвые не пытаются сгруппироваться, из их легких не выбиваются хрипы, они не пытаются из последних сил увернуться — им все равно.
Весь мир для Бонда раскрашен сейчас в красно-серый, где краской служат его собственная кровь и пыль, пропитавшая весь остров.
Он не знает, что нужно от него его захватчикам. Точнее, он предполагает разные варианты, и поэтому на всякий случай с каждым ударом выгоняет из своего сознания сведения: схему расположения новой штаб-квартиры, имена своих координаторов, конспиративные квартиры по всему миру, пароли, с помощью которых можно выйти на резидентов.
Это не первый раз, когда он оказывается в таком положении. Как-то раз его даже хотели казнить в камбоджийской тюрьме. В МИ-6 говорили, что он счастливчик: постоянно выбираться из ситуаций, которые не предполагают приемлемого исхода и подразумевают в лучшем случае полгода в закрытом госпитале и еженедельные встречи со штатным психотерапевтом.
Бонд сбегал из госпиталя, как только мог встать, и всегда говорил, что на людей, у которых в названии специальности фигурирует слово «псих», у него аллергия.
Сжимаясь в комок на бетонном полу, он задумывается о том, а не псих ли он сам.
Отмечая марку ботинок, которые в данный момент пытаются заставить его ребра треснуть, он понимает, что вполне адекватен.
Забывая, кто такая М и как ее зовут, он позволяет себе потерять сознание.
Сильва любит наблюдать за всем, что происходит на острове, через мониторы: множество событий одновременно, множество точек контроля. Один щелчок пальцев, и через рацию он может изменить ход любого события, развернуть ситуацию на 180 градусов и смотреть, что же получится. Сильве нравится власть — так же, как нравится чувствовать себя немножечко Богом.
Ему всегда было интересно, чувствует ли она то же самое, сидя в своем кабинете на Воксхолл-кросс, когда наблюдает за операциями?
Сильва постоянно возвращается к одному и тому же монитору, вглядываясь в экран, но картинка совершенно статична. Уже несколько часов Бонд неподвижно лежит на полу, неудобно вжимаясь щекой в острый щебень на полу. Сильва хмурится и отдает по рации приказ пойти и проверить пленника. Про себя он решает, что если Бонд мертв, то ему придется развесить кишки придурков, которые перестарались, избивая пленника, по главной площади своего острова, как гирлянды.
Один из амбалов Йена входит в камеру и несильно пинает распростертое на полу тело. Не дождавшись никакой реакции, он наклоняется, чтобы проверить пульс.
Сильва подается вперед к монитору, чтобы ничего не упустить, и хлопает в ладоши, когда видит, как Бонд, воспользовавшись неосторожностью амбала, почти неуловимым движением ломает ему шею. Тело на бетон он опускает почти нежно.
— А вы не так просты, мистер Бонд, да? — Сильва грозит пальцем монитору и откидывается в кресле, собираясь досмотреть представление до конца. Бонд успевает вырубить охранника, стоявшего за дверью, но на этом его везение заканчивается — Йен стоит дальше по коридору, и в руках у него автомат. Бонда снова запирают, надевают на него наручники, перекидывая их через трубу над потолком. Бьет Йен размеренно и жестко, не давая даже вздохнуть.
Йен — хороший тюремщик, Сильва прекрасно это знает на личном опыте.
В жизни много странного, в том числе и Йен, работающий на Сильву уже несколько лет; Йен, который сам был когда-то тюремщиком Сильвы в Гонконге.
Пожалуй, Сильва и держал Йена именно для этого случая.
Игра может получиться неожиданно интересной.
Сильва встает и лениво потягивается:
— Пора нам встретиться, мистер Бонд, как вы считаете?
Вряд ли задыхающийся от недостатка кислорода Бонд что-то может считать, но Сильве все равно.
Сознание возвращается от сильного удара по разбитой о щебень щеке, но Бонд не спешит открывать глаза. Его усадили в кресло, предусмотрительно привязав руки к подлокотникам.
— Ты никогда не задумывался о том, что родители могут быть жестоки к собственным детям?
Вопрос риторический — судя по тому, что рот Бонда залеплен скотчем.
Бонд открывает глаза и щурится: в помещении очень светло — свет льется из огромных разбитых окон, отражается в стекле, разбросанном почти по всему полу, бросает почти черные тени на мелкие трещины в стенах.
В нескольких метрах от него стоит Сильва в белоснежном пиджаке и дурацком канареечного цвета жилете — сам Бонд никогда не позволил бы себе это сочетание в одежде. Если Сильва подойдет ближе, то можно попытаться сделать захват ногами и душить мерзавца, пока у него не сломаются шейные позвонки. Конечно, в него будут стрелять, но Бонд уверен, что успеет до того, как умрет сам. Но вместо того, чтобы подойти, Сильва подает знак. Два амбала профессионально привязывают ноги Бонда к ножкам кресла и резким движением срывают скотч.
— Я живу на руинах, заметил? — доверительно сообщает Сильва. — Как и ты.
— У меня квартира с дизайнерским ремонтом в Челси, — парирует Бонд.
Сильва морщится так, как будто услышал какую-то чушь.
— Ненадолго. Она продаст ее, она всегда так делает.
Бонд молчит, не удостаивая собеседника ответом. Вместо этого он скучающе осматривает помещение.
Сильва вдруг подходит к нему, присаживается на корточки рядом и гладит его по руке — до отвращения нежно, будто прикасается к хрусталю.
Бонд не дергается, даже не вздрагивает, только смотрит на Сильву — прямо в лицо.
Жаль, что в его навыки не входит убийство взглядом.
— А вы отлично выдрессированы, мистер Бонд, — Сильва смеется и проводит кончиками пальцев по запястьям Бонда. — Настолько, что мое любопытство заставит меня снова и снова проверять грань, где заканчивается ваша подготовка.
Бонд усмехается и прищуривается совершенно по-волчьи:
— Любопытство, как правило, приводит к опасным последствиям. Для любопытствующих.
Сильва встает и теперь смотрит сверху вниз. Он раздвигает уголки губ в подобии улыбки и удовлетворенно кивает:
— Уж кому как не вам это знать, мистер Бонд.
Глядя вслед Сильве, Бонд думает, что на этот раз любопытство действительно сыграло с ним злую шутку.
Северин приходит к нему ночью, и он понимает, что потеряно далеко не все. Бонд лежит на боку у стены и не может даже перевернуться: руки сцеплены за спиной наручниками, зафиксированными на одной из труб у самого пола.
Она молча гладит его по лицу, осторожно касается расцарапанной щеки и опухшей губы.
Северин наклоняется, и когда она целует Бонда, тот понимает, что она плачет. У нее совершенно мокрое лицо и губы дрожат.
Все, что он может сделать сейчас — это ответить на ее поцелуй и прошептать в самые губы:
— Не бойся, только не бойся.
Она истерически смеется, еще больше похожая сейчас на забившегося в угол зверька, и очень тихо говорит:
— Ты не знаешь, что он с тобой сделает. А я буду смотреть, понимаешь? Просто стоять, смотреть и улыбаться, потому что он так захочет.
— Посмотри мне в глаза, — он поворачивает голову, так чтобы видеть ее лицо. — Мне все равно, что он сделает со мной. Ты будешь стоять там и смотреть, может быть, я даже заставлю тебя улыбнуться. Ты будешь делать все что угодно, но бояться ты не будешь.
Северин наклоняется к нему, касаясь губами лба, и уходит.
На пороге она оборачивается:
— Мне так жаль, Джеймс, но я уже испугалась и уже тебя предала. Все кончено.
Когда она закрывает дверь, то слышит вслед его хриплый шепот «Все только начинается».
Она вздрагивает и почти бежит по коридору: то же самое она слышала сегодня от Сильвы, и это пугает ее еще больше.
— Мы неплохо развлечемся, — говорит Сильва, глядя на вновь привязанного к стулу Бонда.
Йен как раз фиксирует тому левую руку.
Сильва смотрит не отрываясь, погрузившись в собственные воспоминания.
Они с Бондом слишком похожи, и, на его взгляд, будет вполне справедливо, если тот испытает то же, что чувствовал Тьяго Родригез — там, в Гонконге. Брошенный всеми, но до самого конца веривший, что его спасут.
Но главное во всей игре — то, что ей придется на все это смотреть.
В руках у Сильвы небольшой молоток, такой, какой в ресторанах используют, чтобы отбивать мясо.
— Ничего личного, мистер Бонд, — предупреждает он. — Но мы должны передать мамочке привет.
Йен достает камеру и отходит в сторону.
Сильва со всей силы бьет молотком по пальцам Бонда снова и снова, позирует перед камерой, будто это очередной дубль, и упивается болезненной тишиной.
Бонд ведь так и не закричит.
Сильва поворачивается к камере и, улыбаясь прямо в объектив, говорит:
— Смотри на дело рук своих. Смотри и помни.
Йен выключает камеру и выжидательно смотрит на Сильву.
— Отправьте запись в Лондон.
— Не выкладывать в сеть? — уточняет Йен.
— Нет, — рявкает Сильва, и в глазах у него плещется безумие. — Это только для нее. Будет получать новые серии по выходным, как принято на ВВС.
Он подходит к Бонду:
— Ну что, подождем, когда она приедет спасать тебя.
Бонд смеется, пока не начинает задыхаться, и выдавливает из себя:
— Она не приедет, — и сочувственно добавляет: — Я думал, ты знаешь правила.
Бонд складывает в голове головоломку из фактов и предположений. Жаль, что он не может точно так же сложить свое тело. Пальцев он не чувствует, только тупую ноющую боль, которая превращается в почти нестерпимую обжигающую вспышку при каждом неловком движении. Он здесь уже несколько недель, но пальцы так и не заживают. Ребра тоже болят, но не так сильно.
Иногда по ночам приходит Северин, и он, как мантру, шепчет ей: «Не бойся». Убеждать ее — это единственное, что он сейчас может. Еще хамить Сильве, но это не в счет.
От Северин Бонд и узнает, что именно Сильва хочет сделать с ним. Однажды она пробирается к нему под утро, и от нее пахнет виски и кровью. Впрочем, насчет крови он не уверен — вся его камера провоняла железом, — но то, что Северин пьяна, совершенно очевидно.
— Пять месяцев, Джеймс, так он сказал, и смеялся. А потом все закончится. Я думала, что бояться больше, чем я уже боюсь, нельзя. Я ошибалась.
Бонд усмехается: значит, Сильва решил сделать из него даже не приманку, а всего лишь инструмент, чтобы расшатывать нервы М — ведь больше всего она ненавидит бессилие. Почти полгода она будет вынуждена получать записи, где он в собственной крови корчится на полу, а потом где-нибудь найдут его тело. Нет, не где-нибудь, а, например, у главного входа в здание МИ-6. С точки зрения Сильвы, это было бы забавно. И это действительно может раздавить М.
— Северин, — просит он, — пожалуйста, не бойся.
Она ошеломленно смотрит на него:
— Не бояться? Смотри, что он сделал с тобой, что делает со мной...
— Именно поэтому я и прошу тебя не бояться.
Бонд не улыбается, ему слишком больно даже разговаривать, но она видит улыбку в глубине его зрачков.
— Хорошо.
В следующий раз, когда Йен расписывает его тело кровавыми узорами, а Сильва, вцепившись в подлокотники кресла, жадно наблюдает за происходящим, к нему через всю комнату проходит Северин со свернутой газетой в руках. Проходя мимо камеры, она слегка поворачивает кисть, чтобы в объектив попали название газеты и татуировка на ее запястье. Отдавая газету Сильве, она оборачивается и видит молчаливое одобрение в глазах Бонда.
Потом она опускает глаза ниже, и ее лицо застывает холодной маской: Йен как раз поддевает лоскут кожи на ключице у Бонда и медленно тянет его на себя. Сдавленный рык Бонда тонет в довольном голосе Сильвы:
— Ты принесла мне хорошие новости, дорогая. В награду можешь остаться со мной и досмотреть до конца.
Сильва усаживает ее к себе на колени и поглаживает бедра.
В его руках она выглядит дорогой безжизненной куклой.
В газете на первой полосе статья о скандале в МИ-6.
Кошмары теперь возвращаются каждую ночь, а днем Сильва воплощает их в жизнь.
Он знает, что Северин приходит к Бонду, он смотрит сквозь пальцы на ее шпионские эскапады. Это тоже часть его плана, часть игры. Страх въелся в Северин и стал ее частью — это неизлечимо. Сама того не подозревая, она сломает Бонда в очередной раз, лишив его какой-либо надежды. И тогда М получит своего любимца, который к тому моменту будет лишь куклой, манекеном со сломанными шарнирами и пустыми глазами.
Жаль, что он не сможет на это посмотреть.
Ему не хватает динамики, не хватает событий, и он сам их создает, превращая течение времени в хорошо выверенный план. Пьесу, режиссером которой он является, смотрит весь мир, сам того не подозревая.
Пока он отвлекся на игры с Бондом, она спрятала своих агентов, и последние пять имен, отданные им на растерзание в «Youtube», не принесли ему ничего, кроме разочарования. Это было не по правилам, и в ответ он выложил еще пять имен, но теперь это были уже агенты ЦРУ. Этого ей, простить, естественно, не могли, и уже на следующий день газеты пестрели новостями о смене руководства в МИ-6.
Сильва усмехается, представляя ее, теперь никому не нужную, на пенсии, в ее лондонской квартире. Без сотен агентов, готовых выполнить любой ее приказ; без власти, к которой она уже привыкла за столько лет. Он опустошил ее жизнь. Если она считала, что это конец — она ошибалась.
Игра должна продолжаться.
Каждую ночь он проваливается все глубже в темноту, и ему все труднее выбираться оттуда сквозь лабиринт собственного разума. Постоянная боль притупила все его инстинкты, разъедая волю и стремление выбраться отсюда. Он только помнит, что не может уйти, не закончив игру, он никогда не пасовал из-за страха проигрыша. Странно, но ему начала сниться Веспер — она не снилась ему уже давно, а тут начала появляться в том своем красном платье.
— Пожалуйста, пожалуйста, только не умирай...
В его сне это он, а не Веспер, лежал там, на крыше дома в Венеции, и это он стеклянными глазами смотрел в небо. Он попытался вздохнуть, чтобы сказать ей, что все в порядке, но боль накатила на него волной, и, захлебываясь в ней, он снова оказался где-то под водой, среди падающих сверху досок и строительной пыли.
— Пожалуйста, пожалуйста... — настойчиво просила Веспер, а он так и не научился ей отказывать.
Бонд открывает глаза, и первое, что он видит — это красное платье.
Ему нужно несколько секунд, чтобы осознать, где он находится — с каждым днем ему все труднее отделять свои сны от реальности.
— Я устал, — говорит он, отмечая, что голос сорван от крика.
Северин ложится рядом с ним и шепчет одними губами:
— Прошу, потерпи. Тебя вытащат, он отослал запись, они выйдут на меня, проанализируют все и вытащат тебя...
Бонд в ответ улыбается:
— Ты молодец, ты не испугалась.
Северин вдруг садится и обхватывает колени руками. Она по-своему трогательна: выхоленная оболочка с идеальным макияжем, а внутри — все еще маленькая девочка, которую бросила мать.
— Знаешь, когда я пришла, позвала тебя, а ты не проснулся, мне стало страшно по-настоящему.
— Ты не должна бояться.
Северин подползает к нему и кладет его голову себе на колени.
Бонд закрывает глаза и думает о том, что ни черта хорошего уже не будет. У него больше нет времени ждать. Каждый день ожидания — это еще двадцать четыре часа, которые Сильва использует для разрушения МИ-6 и уничтожения М. Это не та цена, которую Бонд может позволить себе заплатить.
Он закрывает глаза и впервые за несколько недель засыпает, а не теряет сознание.
Северин остается с ним до утра.
В этот раз Сильва особенно возбужден. Он кружит вокруг связанного Бонда, как акула, почуявшая близость жертвы, и говорит не умолкая.
Где-то позади него застыла Северин.
Бонд смотрит на Сильву, а видит поросшие вереском холмы в утреннем тумане. Ему кажется, что он еще совсем ребенок, вереск достает ему до пояса, а он бежит сквозь него, путаясь в стеблях. Домой.
— Теперь-то ты понимаешь, что она тебя предала, мистер Бонд? — шепчет Сильва ему в самое ухо. — Не беспокойся, я отомщу за нас.
Сильва оборачивается к застывшему с камерой Йену:
— Сними крупнее.
Бонд ненавидит эту камеру, ненавидит Сильву, ненавидит М, которая, без сомнения, смотрит все эти записи, хотя должна была бы отдать их в технический отдел и стараться не вспоминать, но Бонд слишком хорошо ее знает. Она их смотрит и сжимает губы так, что они превращаются в тонкую бескровную полоску.
Сильва криво усмехается и, орудуя ножом с зазубренными краями, выводит на груди Бонда своеобразное послание.
— Ты умираешь из-за нее, — смеется он. — Понимаешь? Ты умираешь уже столько времени даже не за что-то, не за МИ-6, не за Англию, не за империю, ты умираешь из-за бессердечной старухи, у которой не хватило смелости даже попытаться вытащить тебя.
Бонд кривится от боли и с насмешкой смотрит на Сильву:
— А ты хочешь за меня отомстить?
Сильва проводит окровавленными пальцами по губам Бонда, окрашивая их в красный:
— Скоро для тебя все закончится, Джеймс. А потом я отомщу за нас двоих.
Сильва щурится, выводя на груди Бонда очередную букву.
Бонд поднимает взгляд и смотрит на Северин. Та стоит неподвижно, и Бонд видит, что ее сотрясает дрожь. Все, что он может — это ободряюще ей улыбнуться.
— В моем случае лучшая месть — смерть, — выдыхает Бонд, когда Сильва ведет ножом между его ребер прямо под сердцем, и резко подается вперед.
Когда Бонд улыбается ей, Северин уже все понимает, но осознавать происходящее начинает, только когда тело Бонда оказывается на полу. При падении его голова оказывается повернутой к ней, и она видит, как яркие голубые глаза начинают тускнеть.
Ей хочется закричать — так, оказывается, это больно: видеть, как рушатся мечты.
Его же должны были спасти. Она же дала им чертову нить, которая должна была привести их к Бонду.
— Нет! — отчаянно рычит Сильва. — Ты не можешь сбежать вот так!
— Нет! — почти воет он и трясет Бонда за плечи. Голова агента безжизненно мотается из стороны в сторону, а в так и не закрытых глазах, как кажется Сильве, навсегда застыла насмешка.
Он в бешенстве пинает тело, все повторяя: «Нет!»
Йен безразлично продолжает снимать все на камеру.
Из оцепенения Северин выводит глухой стук: голова Бонда бьется об пол при каждом яростном пинке Сильвы.
Она даже не знала, что внутри нее может прятаться такая ярость.
Северин делает шаг вперед, туда, где на столике лежит пистолет.
Оружие удобно ложится в руку, и Северин, чуть расставив ноги и согнув локти, так, как советовал когда-то во время ночных разговоров Джеймс, плавно нажимает на курок.
Сильва замирает и медленно разворачивается к ней.
Она стреляет еще и еще раз, пока от лица не остается сплошная дыра.
Он падает прямо на Бонда.
Йен выключает камеру и с интересом смотрит на Северин.
Точно также он смотрел, когда Сильва убивал его прошлых хозяев.
— Убери его, — приказывает Северин, опуская пистолет. — Убери его. Они не должны... вот так вместе.
Йен оттаскивает тело Сильвы в угол. Йен просто преданный пес, и теперь у него новая хозяйка.
Северин подходит к Бонду, садится рядом с ним и осторожно кладет его голову к себе на колени.
— Я больше не боюсь. Мне не за кого больше бояться.
Она гладит его по лицу и закрывает ему глаза, потому что не может больше смотреть в помутневшие зрачки.
Йен неслышно подходит и спрашивает с неприсущим ему тактом:
— Что делать с записью?
Северин подтягивает тело поближе к себе и обнимает его, уткнувшись Бонду в шею.
— Отправьте в Лондон. Они должны знать.
Йен просто кивает. Он тоже понимает, что игра должна быть закончена.
— Вы? — резко спрашивает Оливия Мэнсфилд и все-таки открывает дверь.
Мэллори просто кивает и проходит внутрь. У него плохие новости, и они совершенно секретны, но почему-то ему кажется, что он должен ей рассказать.
Она постарела с их последней встречи. Морщины еще резче прорезали ее лицо. Но самое ужасное было в том, как неуверенно она двигалась — будто боялась сделать очередной шаг.
Они прошли в гостиную, она кивнула на поднос с виски на столе, предлагая ему самостоятельно обслужить себя, а сама почти рухнула в кресло.
— Мы получили еще одну запись, — неловко говорит Мэллори.
— Он не успокоится, — тускло отвечает она и не терпящим возражения тоном добавляет. — Я хочу посмотреть.
Мэллори достает из портфеля ноутбук, включает запись и протягивает его ей.
Таннер предупреждал, что обычным разговором она не обойдется.
Он внимательно наблюдает за ней, пока она смотрит запись, и в который раз восхищается ее умением держать лицо.
— Значит, все кончилось так, — захлопывает она ноутбук.
Под ее тяжелым взглядом Мэллори хочется хоть как-то оправдаться:
— Мы уже подбирались к Сильве, еще бы несколько недель...
— И получили бы тело Бонда на пороге здания конторы, — заканчивает она жестко. — И себя в дураках и в отставке.
Мэллори наливает себе виски и, наконец, задает мучивший его вопрос:
— Зачем он это сделал? Я не могу понять, почему он не выждал...
Оливия Мэнсфилд разворачивается к нему и с присущим ей высокомерием бросает:
— Вы что, не поняли? Он выполнил задание. Черт возьми, он просто выполнил задание!
Мэллри в первый раз видит, как эта железная женщина отворачивается, закрывая руками рот. Чтобы сдержать рыдания.
Он встает, ставит на стол стакан и бесшумно выходит на улицу.
Лондон утопает в тумане, и Мэллори поплотнее запахивает пальто.
Эта партия закончена, но игра должна продолжаться. Он знает это, как никто другой.
Автор: Mrs. D.
Бета: WTF 007
Размер: миди (4910 слов)
Пейринг/Персонажи: Джеймс Бонд/Северин, Рауль Сильва
Категория: джен, гет
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Все они играли в игру.
Предупреждение: АУ по отношению к большей части Скайфола, смерть персонажей, графическое описание пыток, возможное ООС персонажей
Дисклеймер: Все права принадлежат Йену Флемингу и EON Productions
читать дальшеРауль Сильва просыпается ночами и вдыхает воздух. Обычный, солоноватый из-за близости моря воздух: в Гонконге его не хватало. Сильва дрожит, обхватывает себя руками и делает дыхательную гимнастику: очень глубокий выдох, на тридцать секунд задержать дыхание, и лишь потом, когда в глазах начинают мельтешить красно-желтые точки — короткий вздох.
Сильва помнит, кто заставляет его просыпаться посреди ночи.
Ее лицо подобно лику девы Марии — по крайней мере, он вспоминает ее так же часто, и так же часто возносит именно ей свои странные молитвы.
Ле Шиффр верил в приемлемую норму прибыли, мистер Грин готов был любоваться на нефтедоллары сутки напролет, мистера Уайта забавляла политика, и все они были только марионетками, а нити вели к Сильве.
Много лет, плетя свою паутину, каждую операцию, которая могла бы заинтересовать британскую разведку, он молил ее: «Приди».
Но она была слишком осторожна, так же коварна, как и он сам, но более опытна.
Они играли в эти игры уже слишком долго, чтобы попасться.
Каждый из них оставался в своей тени.
Сильва делает глубокий вдох, задерживает дыхание, представляя, что он под водой, и уже когда в глазах мелькают желтые точки, превращаясь в огромное ярко-оранжевое пятно, выдыхает.
Он знает, что делать.
Если она никогда не позволит себе выйти из тени, значит, ему придется уничтожить саму тень.
Северин подвижна, словно ртуть, и в черных зрачках как будто постоянно отражается чья-то тень.
У нее руки похожи на птичьи лапки — такие же острые коготки и тонкие длинные пальцы: одно резкое движение и сломаешь.
Ее пальцы действительно хочется сломать, хотя бы только для того, чтобы полные губы скривились в болезненной гримасе, чтобы молчаливый рот выдохнул отчаянное «Оооо».
Ее теплый рот предназначен для того, чтобы втолкнуть в него член. Толкаться в податливое горло, так, чтобы на коже оставались следы от ее ярко-красной помады. Северин просто создана для этого.
Она умеет только брать: члены, унижения, боль.
Северин постоянно скрывает дрожь и опускает глаза, и делает вид, что никто не замечает, как ей страшно. На материке, на острове, среди воды. Она все время пытается держать лицо.
Северин — дура.
Все, кто счел долгом присмотреться к ней, знают: ей страшно всегда — в каждом слове она чувствует подвох, в каждом прикосновении ей видится насилие. Страх въелся в ее плоть, пропитал своим ядом кровь и гуляет в ее теле, как неизлечимый вирус. Наверное, в конце концов, Северин умрет от страха.
Бонд смотрит на Северин так, как никто до этого на нее не смотрел, Бонд говорит ей «я помогу», и у Северин вот-вот станет на одно умение больше — она начинает учиться верить.
Северин встречает его в казино по приказу Сильвы и ненавидит себя, когда произносит: «Я отплываю через час». Она боится, и ее страх предрешает всю игру.
Бонд сам не знает, зачем он возвратился — уж точно не поплясать на костях. Наверное.
Но он проник в квартиру М и не отказал себе в удовольствии пить виски в ее гостиной.
Но всего лишь скривил губы, когда она сказала: «Ну не здесь же вам оставаться».
Действительно, не здесь, и Бонд отправился в отель, чтобы утром под конвоем Таннера приехать в новый офис МИ6.
Тогда хотелось выть.
Он вздыхает и входит внутрь, и нейтрально кивает, как китайский болванчик, когда ему рассказывают, что он должен пройти тесты, посетить психотерапевта, попасть в десятку, вероятнее всего — умереть за Англию.
Он выбивает сорок из минимальных семидесяти, он не прерывает Таннера, который рассказывает, что происходит, хотя его собственное тело предлагает послать наглеца куда подальше. Вместо этого он посылает психолога.
Вердикт: годен. Неожиданно, но не невероятно.
Выть все еще хочется, прямо в надменное лицо Мэллори. Но он сдерживается и летит в Шанхай.
В конце концов, предательство в его жизни уже стало традицией.
Неуловимый Патрис ожидаемо исчезает. На этот раз для разнообразия становится куском мяса на асфальте. Уже навсегда. Не то чтобы Бонд огорчен. Патрис убил Ронсона, Бонд убил Патриса. Бонда убьет кто-нибудь другой: круговорот смертей в жизни.
Бонд прекрасно понимает: никто не ждал, что он поймает киллера и будет допрашивать его в резидентуре — там даже соответствующего помещения нет. Вот только никто — кроме, возможно, самой М — не смел надеяться, что он найдет ниточку и потянет за нее. Разве новый Кью с его эгоцентризмом мог предположить, что Бонд знает, кто такой Тесей?
Северин — идеальная наживка.
Она похожа на кролика в объятиях удава. У нее тонкая бледная кожа, готовая порваться от легкого укуса, она дрожит от прикосновений, даже самых легких, и каждый миг ждет удара.
Бонд целует каждый сантиметр ее тела, Бонд изучил уже ее всю: каждую пору, каждый почти незаметный шрам — но Северин все равно иногда вздрагивает. Тогда Бонд подминает ее под себя, нависает над ней и шепчет прямо в губы: «Не смей меня бояться». Он повторяет это как мантру, будто действительно верит, что все еще можно изменить. Будто на руках у соперника не флэш-рояль.
Бонд входит в нее резким толчком и, когда уже он внутри нее, повторяет еще раз: «Не смей меня бояться»
Северин выгибается навстречу и все равно боится, предчувствует, что все пойдет не так и удовольствие все равно превратится в боль.
Бонд предсказуем, он будто решил добиться этого своего «не смей», этого своего «я помогу».
Бонд просчитался.
Уже поздно, и как бы ни было стыдно, Северин уже обыскала его карманы, а там, на острове, прекрасно знают, чего ожидать.
В конце концов, Сильва сам планировал эту операцию.
Он поставил на Северин.
Бонд тоже поставил на нее.
Северин не хотела ставить на собственный страх, но у страха оказались слишком крепкие объятья.
Чем-то они напоминали холодные ладони Сильвы.
«Ты будешь Ариадной», — шепчет он и смеется.
Северин не читала этой истории, только смутно помнит — все закончилось плохо.
В казино в Макао Бонд встречает ту, что должна стать его Ариадной.
У нее глаза загнанного зверька, и Бонду неуютно — именно ее нервные пальцы сжимают нить, которая может привести его к Сильве.
Северин — это ключ. И как бы отчаянно это ни выглядело, Бонд собирается им воспользоваться.
Ему действительно жаль эту женщину.
Ему действительно нужно стать для нее чем-то более важным, чем очередное ее задание.
И именно поэтому он проникает к ней в каюту, не потревожив охрану, и ждет двадцать минут, прежде чем ступить на скользкую плитку в ее ванной.
Успех Бонда зависит от того, сможет ли он заставить эту женщину вспомнить, что когда-то она не боялась.
Жизнь Бонда зависит от того, сможет ли он сделать это сейчас.
Вода льется, пар поднимается от пола, Северин подставляет шею под жадные поцелуи.
Глаза она закрывает.
Он даже не удивляется, когда понимает, что передатчика нет, его главная ставка еще не сыграла, а промежуточный раунд должен был быть проигран.
Когда крепкие ребята бросают его, крепко связанного, на бетонный пол заброшенного здания, он утешает себя именно этим.
Сильва не минотавр, нет.
Он просто владеет лабиринтом: камеры ведь повсюду. Он может одновременно смотреть, как Бонд падает на пол здания A32, и группа B выбивает из него дух с помощью армейских ботинок и мата на трех языках, а в здании N21 Северин запирают в небольшой комнате-колодце без окон. Таких каменных мешков она боится с детства — пара часов, и все ее иллюзии и сомнения исчезнут, как пепел.
Он сам придумал эти названия зданий и целых кварталов из безликих букв и цифр. Никаких ассоциаций, никакой истории.
Сильва ухмыльнулся бы, если бы мог.
Он сидит в огромном помещении, служившим когда-то дворцом съездов местной коммунистической партии, и пьет виски из горла пузатой бутылки. Виски американский, и это тоже добавляет иронии.
Прошла неделя с того момента, как он разместил на «Youtube» первые пять имен агентов британской разведки. Сегодня он обещал выложить вторую пятерку.
Сильва делает глоток и представляет, как там, в Лондоне, постоянно обновляют интернет-страницы, как все они там в штаб-квартире замерли в ожидании.
Он выложит следующий ролик в час ночи, когда М вздохнет с затаенной надеждой и почти уверится, что все закончилось. Она ведь помнит, что Тьяго Родригес всегда выполнял свои обещания в срок.
Он тоже вздыхал так в гонконгской тюрьме, убеждая себя между допросами, что его вот-вот вытащат. Он считал часы, придумывал, что в это время делают его коллеги, чтобы его спасти, продумывал, чем он может им помочь, раскладывал, как пасьянсы, возможные сценарии своего освобождения: от переговоров до силового штурма.
Она не пожелала его вытащить — так почему теперь ей позволено думать, что он будет более благороден?
Игра только началась.
Северин водит подушечками пальцев по бетонной стене.
Она не раздирает пальцы в кровь и не ломает ногти.
Самое важное для нее сейчас — сосредоточиться на этом бетоне, на своих движениях, не отводить взгляд от стены.
Она даже задерживает дыхание, чтобы сосредоточиться только на собственных движениях. Она уже давно задерживает дыхание. Бонд был глотком свежего воздуха — там, на яхте. Ветром в лицо, возможно, — но он был движением, и она больше не чувствовала себя мошкой под слоем янтаря.
В детстве мать запирала ее в чулане — закоулок низкой мансарды, где она не могла встать в полный рост. О Гарри Поттере тогда еще и не знали. Перегородки были слишком тонкими, и она прекрасно слышала, как мать внизу принимает очередного клиента. Лет до девяти она не понимала, что происходит. В одиннадцать мать отвела ее в бордель. Кто-то же должен был зарабатывать деньги.
Чирк-чирк, чирк-чирк.
Ногти цепляются за бетон, и Северин вздрагивает.
Она закрывает глаза и пытается не помнить скрип пружин ее кровати в Гонконге. Она подрабатывала — все девочки подрабатывали — и снимала постоянно один и тот же номер в третьесортной гостинице на окраине. Там постоянно скрипел матрац и тоже были тонкие стены. Там она впервые встретила Сильву.
Северин ненавидит закрытые пространства.
Чирк-чирк, чирк...
На ладонь ложатся холодные пальцы, но Северин не оборачивается — она знает того, кто постоянно тенью находится у нее за спиной.
— Кажется, достаточно.
— Кажется, у меня нет выбора.
Сильва наклоняется к ней. Она ощущает, как он касается ее волос, слышит, как он вдыхает ее запах, и представляет, как раздуваются его ноздри. Только страх заставляет ее сдержать дрожь.
— Сколько еще ты будешь меня здесь держать? Взаперти.
— Дверь все время была открыта, — ухмыляется он.
Когда Сильва уходит, она обхватывает руками колени и закусывает губу, чтобы не разрыдаться.
Горло забивает строительная пыль. Он судорожно вдыхает ее частицы и закашливается, получая удар армейским ботинком под ребра. Потом еще один и еще. По его подсчетам это длится минут двадцать. Потом он просто теряет счет времени.
Его ни о чем не спрашивают, просто методично бьют. Все, что он чувствует, задыхаясь от боли и забившей глотку пыли — это то, что до сих пор жив. Мертвые не пытаются сгруппироваться, из их легких не выбиваются хрипы, они не пытаются из последних сил увернуться — им все равно.
Весь мир для Бонда раскрашен сейчас в красно-серый, где краской служат его собственная кровь и пыль, пропитавшая весь остров.
Он не знает, что нужно от него его захватчикам. Точнее, он предполагает разные варианты, и поэтому на всякий случай с каждым ударом выгоняет из своего сознания сведения: схему расположения новой штаб-квартиры, имена своих координаторов, конспиративные квартиры по всему миру, пароли, с помощью которых можно выйти на резидентов.
Это не первый раз, когда он оказывается в таком положении. Как-то раз его даже хотели казнить в камбоджийской тюрьме. В МИ-6 говорили, что он счастливчик: постоянно выбираться из ситуаций, которые не предполагают приемлемого исхода и подразумевают в лучшем случае полгода в закрытом госпитале и еженедельные встречи со штатным психотерапевтом.
Бонд сбегал из госпиталя, как только мог встать, и всегда говорил, что на людей, у которых в названии специальности фигурирует слово «псих», у него аллергия.
Сжимаясь в комок на бетонном полу, он задумывается о том, а не псих ли он сам.
Отмечая марку ботинок, которые в данный момент пытаются заставить его ребра треснуть, он понимает, что вполне адекватен.
Забывая, кто такая М и как ее зовут, он позволяет себе потерять сознание.
Сильва любит наблюдать за всем, что происходит на острове, через мониторы: множество событий одновременно, множество точек контроля. Один щелчок пальцев, и через рацию он может изменить ход любого события, развернуть ситуацию на 180 градусов и смотреть, что же получится. Сильве нравится власть — так же, как нравится чувствовать себя немножечко Богом.
Ему всегда было интересно, чувствует ли она то же самое, сидя в своем кабинете на Воксхолл-кросс, когда наблюдает за операциями?
Сильва постоянно возвращается к одному и тому же монитору, вглядываясь в экран, но картинка совершенно статична. Уже несколько часов Бонд неподвижно лежит на полу, неудобно вжимаясь щекой в острый щебень на полу. Сильва хмурится и отдает по рации приказ пойти и проверить пленника. Про себя он решает, что если Бонд мертв, то ему придется развесить кишки придурков, которые перестарались, избивая пленника, по главной площади своего острова, как гирлянды.
Один из амбалов Йена входит в камеру и несильно пинает распростертое на полу тело. Не дождавшись никакой реакции, он наклоняется, чтобы проверить пульс.
Сильва подается вперед к монитору, чтобы ничего не упустить, и хлопает в ладоши, когда видит, как Бонд, воспользовавшись неосторожностью амбала, почти неуловимым движением ломает ему шею. Тело на бетон он опускает почти нежно.
— А вы не так просты, мистер Бонд, да? — Сильва грозит пальцем монитору и откидывается в кресле, собираясь досмотреть представление до конца. Бонд успевает вырубить охранника, стоявшего за дверью, но на этом его везение заканчивается — Йен стоит дальше по коридору, и в руках у него автомат. Бонда снова запирают, надевают на него наручники, перекидывая их через трубу над потолком. Бьет Йен размеренно и жестко, не давая даже вздохнуть.
Йен — хороший тюремщик, Сильва прекрасно это знает на личном опыте.
В жизни много странного, в том числе и Йен, работающий на Сильву уже несколько лет; Йен, который сам был когда-то тюремщиком Сильвы в Гонконге.
Пожалуй, Сильва и держал Йена именно для этого случая.
Игра может получиться неожиданно интересной.
Сильва встает и лениво потягивается:
— Пора нам встретиться, мистер Бонд, как вы считаете?
Вряд ли задыхающийся от недостатка кислорода Бонд что-то может считать, но Сильве все равно.
Сознание возвращается от сильного удара по разбитой о щебень щеке, но Бонд не спешит открывать глаза. Его усадили в кресло, предусмотрительно привязав руки к подлокотникам.
— Ты никогда не задумывался о том, что родители могут быть жестоки к собственным детям?
Вопрос риторический — судя по тому, что рот Бонда залеплен скотчем.
Бонд открывает глаза и щурится: в помещении очень светло — свет льется из огромных разбитых окон, отражается в стекле, разбросанном почти по всему полу, бросает почти черные тени на мелкие трещины в стенах.
В нескольких метрах от него стоит Сильва в белоснежном пиджаке и дурацком канареечного цвета жилете — сам Бонд никогда не позволил бы себе это сочетание в одежде. Если Сильва подойдет ближе, то можно попытаться сделать захват ногами и душить мерзавца, пока у него не сломаются шейные позвонки. Конечно, в него будут стрелять, но Бонд уверен, что успеет до того, как умрет сам. Но вместо того, чтобы подойти, Сильва подает знак. Два амбала профессионально привязывают ноги Бонда к ножкам кресла и резким движением срывают скотч.
— Я живу на руинах, заметил? — доверительно сообщает Сильва. — Как и ты.
— У меня квартира с дизайнерским ремонтом в Челси, — парирует Бонд.
Сильва морщится так, как будто услышал какую-то чушь.
— Ненадолго. Она продаст ее, она всегда так делает.
Бонд молчит, не удостаивая собеседника ответом. Вместо этого он скучающе осматривает помещение.
Сильва вдруг подходит к нему, присаживается на корточки рядом и гладит его по руке — до отвращения нежно, будто прикасается к хрусталю.
Бонд не дергается, даже не вздрагивает, только смотрит на Сильву — прямо в лицо.
Жаль, что в его навыки не входит убийство взглядом.
— А вы отлично выдрессированы, мистер Бонд, — Сильва смеется и проводит кончиками пальцев по запястьям Бонда. — Настолько, что мое любопытство заставит меня снова и снова проверять грань, где заканчивается ваша подготовка.
Бонд усмехается и прищуривается совершенно по-волчьи:
— Любопытство, как правило, приводит к опасным последствиям. Для любопытствующих.
Сильва встает и теперь смотрит сверху вниз. Он раздвигает уголки губ в подобии улыбки и удовлетворенно кивает:
— Уж кому как не вам это знать, мистер Бонд.
Глядя вслед Сильве, Бонд думает, что на этот раз любопытство действительно сыграло с ним злую шутку.
Северин приходит к нему ночью, и он понимает, что потеряно далеко не все. Бонд лежит на боку у стены и не может даже перевернуться: руки сцеплены за спиной наручниками, зафиксированными на одной из труб у самого пола.
Она молча гладит его по лицу, осторожно касается расцарапанной щеки и опухшей губы.
Северин наклоняется, и когда она целует Бонда, тот понимает, что она плачет. У нее совершенно мокрое лицо и губы дрожат.
Все, что он может сделать сейчас — это ответить на ее поцелуй и прошептать в самые губы:
— Не бойся, только не бойся.
Она истерически смеется, еще больше похожая сейчас на забившегося в угол зверька, и очень тихо говорит:
— Ты не знаешь, что он с тобой сделает. А я буду смотреть, понимаешь? Просто стоять, смотреть и улыбаться, потому что он так захочет.
— Посмотри мне в глаза, — он поворачивает голову, так чтобы видеть ее лицо. — Мне все равно, что он сделает со мной. Ты будешь стоять там и смотреть, может быть, я даже заставлю тебя улыбнуться. Ты будешь делать все что угодно, но бояться ты не будешь.
Северин наклоняется к нему, касаясь губами лба, и уходит.
На пороге она оборачивается:
— Мне так жаль, Джеймс, но я уже испугалась и уже тебя предала. Все кончено.
Когда она закрывает дверь, то слышит вслед его хриплый шепот «Все только начинается».
Она вздрагивает и почти бежит по коридору: то же самое она слышала сегодня от Сильвы, и это пугает ее еще больше.
— Мы неплохо развлечемся, — говорит Сильва, глядя на вновь привязанного к стулу Бонда.
Йен как раз фиксирует тому левую руку.
Сильва смотрит не отрываясь, погрузившись в собственные воспоминания.
Они с Бондом слишком похожи, и, на его взгляд, будет вполне справедливо, если тот испытает то же, что чувствовал Тьяго Родригез — там, в Гонконге. Брошенный всеми, но до самого конца веривший, что его спасут.
Но главное во всей игре — то, что ей придется на все это смотреть.
В руках у Сильвы небольшой молоток, такой, какой в ресторанах используют, чтобы отбивать мясо.
— Ничего личного, мистер Бонд, — предупреждает он. — Но мы должны передать мамочке привет.
Йен достает камеру и отходит в сторону.
Сильва со всей силы бьет молотком по пальцам Бонда снова и снова, позирует перед камерой, будто это очередной дубль, и упивается болезненной тишиной.
Бонд ведь так и не закричит.
Сильва поворачивается к камере и, улыбаясь прямо в объектив, говорит:
— Смотри на дело рук своих. Смотри и помни.
Йен выключает камеру и выжидательно смотрит на Сильву.
— Отправьте запись в Лондон.
— Не выкладывать в сеть? — уточняет Йен.
— Нет, — рявкает Сильва, и в глазах у него плещется безумие. — Это только для нее. Будет получать новые серии по выходным, как принято на ВВС.
Он подходит к Бонду:
— Ну что, подождем, когда она приедет спасать тебя.
Бонд смеется, пока не начинает задыхаться, и выдавливает из себя:
— Она не приедет, — и сочувственно добавляет: — Я думал, ты знаешь правила.
Бонд складывает в голове головоломку из фактов и предположений. Жаль, что он не может точно так же сложить свое тело. Пальцев он не чувствует, только тупую ноющую боль, которая превращается в почти нестерпимую обжигающую вспышку при каждом неловком движении. Он здесь уже несколько недель, но пальцы так и не заживают. Ребра тоже болят, но не так сильно.
Иногда по ночам приходит Северин, и он, как мантру, шепчет ей: «Не бойся». Убеждать ее — это единственное, что он сейчас может. Еще хамить Сильве, но это не в счет.
От Северин Бонд и узнает, что именно Сильва хочет сделать с ним. Однажды она пробирается к нему под утро, и от нее пахнет виски и кровью. Впрочем, насчет крови он не уверен — вся его камера провоняла железом, — но то, что Северин пьяна, совершенно очевидно.
— Пять месяцев, Джеймс, так он сказал, и смеялся. А потом все закончится. Я думала, что бояться больше, чем я уже боюсь, нельзя. Я ошибалась.
Бонд усмехается: значит, Сильва решил сделать из него даже не приманку, а всего лишь инструмент, чтобы расшатывать нервы М — ведь больше всего она ненавидит бессилие. Почти полгода она будет вынуждена получать записи, где он в собственной крови корчится на полу, а потом где-нибудь найдут его тело. Нет, не где-нибудь, а, например, у главного входа в здание МИ-6. С точки зрения Сильвы, это было бы забавно. И это действительно может раздавить М.
— Северин, — просит он, — пожалуйста, не бойся.
Она ошеломленно смотрит на него:
— Не бояться? Смотри, что он сделал с тобой, что делает со мной...
— Именно поэтому я и прошу тебя не бояться.
Бонд не улыбается, ему слишком больно даже разговаривать, но она видит улыбку в глубине его зрачков.
— Хорошо.
В следующий раз, когда Йен расписывает его тело кровавыми узорами, а Сильва, вцепившись в подлокотники кресла, жадно наблюдает за происходящим, к нему через всю комнату проходит Северин со свернутой газетой в руках. Проходя мимо камеры, она слегка поворачивает кисть, чтобы в объектив попали название газеты и татуировка на ее запястье. Отдавая газету Сильве, она оборачивается и видит молчаливое одобрение в глазах Бонда.
Потом она опускает глаза ниже, и ее лицо застывает холодной маской: Йен как раз поддевает лоскут кожи на ключице у Бонда и медленно тянет его на себя. Сдавленный рык Бонда тонет в довольном голосе Сильвы:
— Ты принесла мне хорошие новости, дорогая. В награду можешь остаться со мной и досмотреть до конца.
Сильва усаживает ее к себе на колени и поглаживает бедра.
В его руках она выглядит дорогой безжизненной куклой.
В газете на первой полосе статья о скандале в МИ-6.
Кошмары теперь возвращаются каждую ночь, а днем Сильва воплощает их в жизнь.
Он знает, что Северин приходит к Бонду, он смотрит сквозь пальцы на ее шпионские эскапады. Это тоже часть его плана, часть игры. Страх въелся в Северин и стал ее частью — это неизлечимо. Сама того не подозревая, она сломает Бонда в очередной раз, лишив его какой-либо надежды. И тогда М получит своего любимца, который к тому моменту будет лишь куклой, манекеном со сломанными шарнирами и пустыми глазами.
Жаль, что он не сможет на это посмотреть.
Ему не хватает динамики, не хватает событий, и он сам их создает, превращая течение времени в хорошо выверенный план. Пьесу, режиссером которой он является, смотрит весь мир, сам того не подозревая.
Пока он отвлекся на игры с Бондом, она спрятала своих агентов, и последние пять имен, отданные им на растерзание в «Youtube», не принесли ему ничего, кроме разочарования. Это было не по правилам, и в ответ он выложил еще пять имен, но теперь это были уже агенты ЦРУ. Этого ей, простить, естественно, не могли, и уже на следующий день газеты пестрели новостями о смене руководства в МИ-6.
Сильва усмехается, представляя ее, теперь никому не нужную, на пенсии, в ее лондонской квартире. Без сотен агентов, готовых выполнить любой ее приказ; без власти, к которой она уже привыкла за столько лет. Он опустошил ее жизнь. Если она считала, что это конец — она ошибалась.
Игра должна продолжаться.
Каждую ночь он проваливается все глубже в темноту, и ему все труднее выбираться оттуда сквозь лабиринт собственного разума. Постоянная боль притупила все его инстинкты, разъедая волю и стремление выбраться отсюда. Он только помнит, что не может уйти, не закончив игру, он никогда не пасовал из-за страха проигрыша. Странно, но ему начала сниться Веспер — она не снилась ему уже давно, а тут начала появляться в том своем красном платье.
— Пожалуйста, пожалуйста, только не умирай...
В его сне это он, а не Веспер, лежал там, на крыше дома в Венеции, и это он стеклянными глазами смотрел в небо. Он попытался вздохнуть, чтобы сказать ей, что все в порядке, но боль накатила на него волной, и, захлебываясь в ней, он снова оказался где-то под водой, среди падающих сверху досок и строительной пыли.
— Пожалуйста, пожалуйста... — настойчиво просила Веспер, а он так и не научился ей отказывать.
Бонд открывает глаза, и первое, что он видит — это красное платье.
Ему нужно несколько секунд, чтобы осознать, где он находится — с каждым днем ему все труднее отделять свои сны от реальности.
— Я устал, — говорит он, отмечая, что голос сорван от крика.
Северин ложится рядом с ним и шепчет одними губами:
— Прошу, потерпи. Тебя вытащат, он отослал запись, они выйдут на меня, проанализируют все и вытащат тебя...
Бонд в ответ улыбается:
— Ты молодец, ты не испугалась.
Северин вдруг садится и обхватывает колени руками. Она по-своему трогательна: выхоленная оболочка с идеальным макияжем, а внутри — все еще маленькая девочка, которую бросила мать.
— Знаешь, когда я пришла, позвала тебя, а ты не проснулся, мне стало страшно по-настоящему.
— Ты не должна бояться.
Северин подползает к нему и кладет его голову себе на колени.
Бонд закрывает глаза и думает о том, что ни черта хорошего уже не будет. У него больше нет времени ждать. Каждый день ожидания — это еще двадцать четыре часа, которые Сильва использует для разрушения МИ-6 и уничтожения М. Это не та цена, которую Бонд может позволить себе заплатить.
Он закрывает глаза и впервые за несколько недель засыпает, а не теряет сознание.
Северин остается с ним до утра.
В этот раз Сильва особенно возбужден. Он кружит вокруг связанного Бонда, как акула, почуявшая близость жертвы, и говорит не умолкая.
Где-то позади него застыла Северин.
Бонд смотрит на Сильву, а видит поросшие вереском холмы в утреннем тумане. Ему кажется, что он еще совсем ребенок, вереск достает ему до пояса, а он бежит сквозь него, путаясь в стеблях. Домой.
— Теперь-то ты понимаешь, что она тебя предала, мистер Бонд? — шепчет Сильва ему в самое ухо. — Не беспокойся, я отомщу за нас.
Сильва оборачивается к застывшему с камерой Йену:
— Сними крупнее.
Бонд ненавидит эту камеру, ненавидит Сильву, ненавидит М, которая, без сомнения, смотрит все эти записи, хотя должна была бы отдать их в технический отдел и стараться не вспоминать, но Бонд слишком хорошо ее знает. Она их смотрит и сжимает губы так, что они превращаются в тонкую бескровную полоску.
Сильва криво усмехается и, орудуя ножом с зазубренными краями, выводит на груди Бонда своеобразное послание.
— Ты умираешь из-за нее, — смеется он. — Понимаешь? Ты умираешь уже столько времени даже не за что-то, не за МИ-6, не за Англию, не за империю, ты умираешь из-за бессердечной старухи, у которой не хватило смелости даже попытаться вытащить тебя.
Бонд кривится от боли и с насмешкой смотрит на Сильву:
— А ты хочешь за меня отомстить?
Сильва проводит окровавленными пальцами по губам Бонда, окрашивая их в красный:
— Скоро для тебя все закончится, Джеймс. А потом я отомщу за нас двоих.
Сильва щурится, выводя на груди Бонда очередную букву.
Бонд поднимает взгляд и смотрит на Северин. Та стоит неподвижно, и Бонд видит, что ее сотрясает дрожь. Все, что он может — это ободряюще ей улыбнуться.
— В моем случае лучшая месть — смерть, — выдыхает Бонд, когда Сильва ведет ножом между его ребер прямо под сердцем, и резко подается вперед.
Когда Бонд улыбается ей, Северин уже все понимает, но осознавать происходящее начинает, только когда тело Бонда оказывается на полу. При падении его голова оказывается повернутой к ней, и она видит, как яркие голубые глаза начинают тускнеть.
Ей хочется закричать — так, оказывается, это больно: видеть, как рушатся мечты.
Его же должны были спасти. Она же дала им чертову нить, которая должна была привести их к Бонду.
— Нет! — отчаянно рычит Сильва. — Ты не можешь сбежать вот так!
— Нет! — почти воет он и трясет Бонда за плечи. Голова агента безжизненно мотается из стороны в сторону, а в так и не закрытых глазах, как кажется Сильве, навсегда застыла насмешка.
Он в бешенстве пинает тело, все повторяя: «Нет!»
Йен безразлично продолжает снимать все на камеру.
Из оцепенения Северин выводит глухой стук: голова Бонда бьется об пол при каждом яростном пинке Сильвы.
Она даже не знала, что внутри нее может прятаться такая ярость.
Северин делает шаг вперед, туда, где на столике лежит пистолет.
Оружие удобно ложится в руку, и Северин, чуть расставив ноги и согнув локти, так, как советовал когда-то во время ночных разговоров Джеймс, плавно нажимает на курок.
Сильва замирает и медленно разворачивается к ней.
Она стреляет еще и еще раз, пока от лица не остается сплошная дыра.
Он падает прямо на Бонда.
Йен выключает камеру и с интересом смотрит на Северин.
Точно также он смотрел, когда Сильва убивал его прошлых хозяев.
— Убери его, — приказывает Северин, опуская пистолет. — Убери его. Они не должны... вот так вместе.
Йен оттаскивает тело Сильвы в угол. Йен просто преданный пес, и теперь у него новая хозяйка.
Северин подходит к Бонду, садится рядом с ним и осторожно кладет его голову к себе на колени.
— Я больше не боюсь. Мне не за кого больше бояться.
Она гладит его по лицу и закрывает ему глаза, потому что не может больше смотреть в помутневшие зрачки.
Йен неслышно подходит и спрашивает с неприсущим ему тактом:
— Что делать с записью?
Северин подтягивает тело поближе к себе и обнимает его, уткнувшись Бонду в шею.
— Отправьте в Лондон. Они должны знать.
Йен просто кивает. Он тоже понимает, что игра должна быть закончена.
— Вы? — резко спрашивает Оливия Мэнсфилд и все-таки открывает дверь.
Мэллори просто кивает и проходит внутрь. У него плохие новости, и они совершенно секретны, но почему-то ему кажется, что он должен ей рассказать.
Она постарела с их последней встречи. Морщины еще резче прорезали ее лицо. Но самое ужасное было в том, как неуверенно она двигалась — будто боялась сделать очередной шаг.
Они прошли в гостиную, она кивнула на поднос с виски на столе, предлагая ему самостоятельно обслужить себя, а сама почти рухнула в кресло.
— Мы получили еще одну запись, — неловко говорит Мэллори.
— Он не успокоится, — тускло отвечает она и не терпящим возражения тоном добавляет. — Я хочу посмотреть.
Мэллори достает из портфеля ноутбук, включает запись и протягивает его ей.
Таннер предупреждал, что обычным разговором она не обойдется.
Он внимательно наблюдает за ней, пока она смотрит запись, и в который раз восхищается ее умением держать лицо.
— Значит, все кончилось так, — захлопывает она ноутбук.
Под ее тяжелым взглядом Мэллори хочется хоть как-то оправдаться:
— Мы уже подбирались к Сильве, еще бы несколько недель...
— И получили бы тело Бонда на пороге здания конторы, — заканчивает она жестко. — И себя в дураках и в отставке.
Мэллори наливает себе виски и, наконец, задает мучивший его вопрос:
— Зачем он это сделал? Я не могу понять, почему он не выждал...
Оливия Мэнсфилд разворачивается к нему и с присущим ей высокомерием бросает:
— Вы что, не поняли? Он выполнил задание. Черт возьми, он просто выполнил задание!
Мэллри в первый раз видит, как эта железная женщина отворачивается, закрывая руками рот. Чтобы сдержать рыдания.
Он встает, ставит на стол стакан и бесшумно выходит на улицу.
Лондон утопает в тумане, и Мэллори поплотнее запахивает пальто.
Эта партия закончена, но игра должна продолжаться. Он знает это, как никто другой.
@темы: angst, гет, правь Британия!, этожбонд!
Хотел бы поделиться с вами своим недавним опытом поиска надежного автосервиса в Оренбурге. После многочисленных обращений, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — AutoLife56.
Что мне особенно понравилось в AutoLife, так это мастерство специалистов каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только с превосходным результатом решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили компетентные советы по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько затруднительно порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете качественный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на АвтоЛайф 56, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают ежедневно с 10:00 до 20:00, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется важным для кого-то из вас. Буду рад знать вашу реакцию, если решите воспользоваться услугами АвтоЛайф 56.
Ремонт топливной системы в Оренбурге
Дополнения по теме
Не игнорируйте: сервис AutoLife56 — ваш лучший выбор в мире авторемонта в Оренбурге Встречайте о автосервисе AutoLife: наши сильные стороны в уходе за автомобилях в Оренбурге Не минуйте: АвтоЛайф 56 — ваш лучший выбор в мире авторемонта в Оренбурге Вашему вниманию рекомендуем идеальный автосервис в Оренбурге - автосервис AutoLife Откройте для себя о АвтоЛайфе: почему стоит выбрать нас в ремонте автомобилях в Оренбурге 6921d46